Цветовые превращения - очевидная характеристика алхимического дела, предельно "зрительного" искусства. Но цвет в алхимии – скорее forma formans (формирующая форма), нежели forma fomata (формированная форма).

Cоотнесенность человеческих судеб и констелляции в астрологии дана в оппозиции черное - белое. Промежуточные цвета поглощены крайними цветами. Астрологическая доктрина осуществляется: в алхимии в иной оппозиции: металлы – планеты и знаки Зодиака. Естественные цвета самородных металлов или их руд заполняют пустое пространство между черным и былым в астрологии, обнимая всю цветовую гамму вселенской вещественности. Благородные металлы, отмечает Маркс, «представляются в известной степени самородным светом, добытым из подземного мира, причем серебро отражает все световые лучи в их первоначальном смешении, а золото лишь цвет наивысшего напряжения, красный. Чувство же цвета является популярнейшей формой эстетического чувства вообще». Цвет - промежуточная форма между материей и духом.
Цвет в алхимии - реальность, связующая небо и землю. Цвет - духовный и материальный субстрат кyпно, чувственнo-понятийная первооснова алхимиков. Символ и предмет вместе. Иначе: слово и вещь, пребывающие в грядущем обещании стать звучащим словом и многокрасочной вещью, как и полагается быть тому и другой в рациональном мышлении Нового времени.
Зосим из Панополиса (IV в.): «Вот тайна: дракон, пожирающий свой хвост, поглощенный и расплавленный, растворенный и превращенный брожением. Он становится темно-зеленым и переходит в золотистый цвет. От него происходит красный цвет киновари. Это киноварь философов. Чрево дракона и спина его желты, голова темно-зеленаяю Его четыре ноги - это четыре стихии. Его три уха – поднявшиеся пары. Одно снабжает другое своею кровью, одно зачинает другое. Сущность радуется сущности, сущность очаровывает сущность. И не потому, что они противоположны, но потому, что это одна и та же сущность, и происходит из себя самой - трудно, с усилием. О, мой друг! Приложи ум свой к этому, и ты не ошибешься. Будь серьезен и прилежен, покуда не увидишь конца. Дракон простерся у порога. Он сторожит храм, овладев им. Убей его, сдери с него кожу и, содрав ее вплоть до самых костей, выложи ею ступени, ведущие в храм. Войди в него, и ты найдешь желанное, потому что жрец этого храма, некогда медный, изменил свой цвет, а значит и свою природу, и стал сере6рянным. Спустя несколько лет, коли пожелаешь, ты увидишь его золотым». (Linosay, 1970, с. 348-349), Дракон - аллегория: превращающего вещества, переливающегося в собственном многоцветии: зеленое, золотистое, желтое, Цвета отдельных частей драконова тела - преобразуются в цвета-металлы, из которых сделан жрец в разные моменты своего трансмутирующегося бытия: медный, серебряный, золотой. Игра цветов в метаморфозах александрийской алхимии.

Зосим продолжает: «... Пустившись странствовать, встретил я между двумя горами важного господина, на котором был серый плащ, а на голове - черная шляпа. На шее его был завязан былый шарф, а талия стянута желтым поясом. Обут он был в желтые сапоги" (Пуассон, 1914-1915, N 4, с. 5). Эта аллегория: обозначает далеко еще не все оттенки киновари, принимающей и другие цвета, в зависимости от ее дисперсности: серый, черный, белый, желтый. Персонификация цвета. Объективация цвета как признака предмета: плащ, шляпа, шарф, пояс, сапоги.

Но алхимическому цвету тесно в частных человеческих персонификациях. Цвета выходят во вселенский космос, упорядочивающий первичный хаос: север - чернота, черный; запад - белизна, белый; юг - лиловатость, лиловый, фиолетовость, фиолетовый; восток - желтизна, желтый, краснота, красный.

Бесцветное единое пресуществляется в многоцветный звучащий телесный дух. Этот дух, как феникс, восстающий из пепла, снова предстает в телесном обличье слышимых цветов - черном, белом, красном. Возможны вариации: желтый, оранжевый, цвет ириса или хвост павлина. Важно, что именно цвет осуществляет средостение духовного и телесного. Видимое-слышимое.

Но главным назначением цветов алхимической гаммы остается воспроизведение рукотворных операций. Материя, приведенная в движение огнем, начинает чернеть. В черном заключены белый, желтый и красный. Белый в алхимии уже не высокий свет, а лишь цвет, приравненный ко всем прочим. Почти краска. Черный же предстает источником, порождающим другие цвета. Картина по сравнению с традиционно христианской выглядит перевернутой: не белый, а черный во главе. Черный цвет - источник и начало цветообразования.
Для цветовой алхимической гамы характерна двухступенчатая иерархия. Цвета первого класса: черный, белый, красный. Цвета второго класс: серый (между черным и белым), зеленый, голубой, желтый, оранжевый (между белым и красным). Цвета первого класса - главные. Но и среди них черный - изначальный цвет, который с помощью рукотворной процедуры выявляет сокрытый блеск: чернение неблагородного металла (получение черняди) - испытание огнем (муки Xpиста) на пути к совершенному червонному золоту; окончательный цвет - красный. Воплощенный, зрительно воспринимаемый Логос; смолкшее слово - глаголющяй цвет.

3а металлами скрываются архетипические глубины мужского и женского. Мужское явлено красным, женское - белым. Поэтому король в красном - золото; серебро - королева, в белом.

Мир живого всеобъемлющ. Пернатые символы обозначают те же цвета. И здесь уже цвет выступает как уподобляемый предмет, а птица - его символическим подобием: 'черный - ворон, белый - лебедь, цвета радужного спектра - павлин, цвет ириса; или красный - птица-феникс (он же царь со скипетром), зеленый – утренний сон, малахитовый дворец. Но все вещи подлунной - материализованное, застывшее и цветное эхо первоначального творческого слова.

Четыре стихии-элемента окрашены в соответствующие им четыре цвета. Великое деяние сопровождается черным, словно уголь; белым как лилия; желтыс, как ноги копчика; красным, будто рубин. Чернота – воздух, белизна - земля, желтизна - вода, красный – огонь.
Стихии, люди, птицы, цветы, плоды, предлагаемые в качестве подобий алхимических цветов, выступают уже как реальные воплощения. Если установить третью степень огня, считает алхимик, можно увидеть созревание всевозможных прекрасных плодов, каковы айва, лимон, апельсины, превращающиеся в красные яблоки.

И снова – природно-циклические ассоциации: весна – черный, лето – белый, осень –красный ...

И вот, когда вовсе исчерпан символический материал, находимый между небом и землей, снова вступают в силу космические уподобления (ВСС, 2, с. 285-308): Сатурн - свинец - черный, Луна - серебро - белый, Венера - медь - красный, Марс – железо – ирис.
И все же самые далекие ассоциации видимых цветовых изменений - это каждый раз одна и та же, сотканная из слова история, рассказывающая о центральном событии алхимического мифа: судьба философского камня.
В начале варки, когда камень черный и сырой, его называют свинцом. Когда же, потеряв черноту, он начинает белеть, его называют оловом. А приняв красный цвет, он удостаивается чести называться золотом (ТС, 1, с. 336-367). Так рассуждает алхимических дел мастер. Чернота - свинец - Сатурн, белизна – олово - Юпитер, краснота - золото - Солнце. Все три триады (или пары, если отнять планетарные символы) - уподобления одного и того же: философского камня во всех его состояниях – цветовых и вещественных.

Эта доктрина о цветовых превращениях магистерия варьируется на разные лады. Считают, например, что во время периода первого влияния камень черен. Тогда его называют Сатурном, землей и именами всех черных вещей. 3атем, когда он белеет, его именуют водкой, названиями влажных или соленых вещей, белой землей. Когда он желтеет и выпаривается, то получает имя воздуха, желтого масла или имена всех летучих вещей. Наконец, он - красный. И тогда его имена такие: небо, красная сера, золото, карбункул, драгоценные камни, минералы, растения и животные красных оттенков. Альберт Великий (ХШ в.) обобщает эти наблюдения так: камень имеет три цвета; он черен вначале, бел в середине и красен в конце (Albertus Magnus, I958, с. 72-74;. ТС, 4, с. 825-840) .

Операции, воплощенные в цветовых перипетиях, аляповато, но впечатляюще, воспроизводят поучающее Слово, зовущее к подражанию – житие Иисуса Христа. Вот несколько рисованных сюжетов из «Немой книги» (ХVII в. ВCC, 2, с. 938 и сл.). Черный цвет – гниение, смерть; белый (вслед за черным) - воскресение из мертвых, жизнь как попрание смерти смертью же. Символы жизни: зерно-колос. Тело воскреснет в день Страшного суда. Единоборство черного с белым совершается в философском яйце. Двое целят в мишень - в яйцо философов. Один из них лжеадепт. Его стрела пролетит мимо. Другой – подлинный адепт; он таки попадет в цель. Процедура беления уподоблена омовению. Воскресшие скелеты. Белые, омытые дождями кости. Белые птицы устремляются вверх. Хлещет ливень, орошая живой водою человеческие останки: подобие противоточной дистилляции. И вновь - испарение, возгонка. Ребенок, вышедший из гроба и подпрыгнувший вверх. Дитя, рожденное гермафродитом, фундаментальной персонификацией философского камня. Стелющиеся над землей пары. Внизу – сконденсированный пар в виде темной жидкости. Это операция сгущения. Каждому цветовому превращению соответствует определенная процедура из двенадцати операций алхимического регламента.

Евгений Филалет (ХVП в.) суммировал представления о цветовых превращениях, установив незыблемый порядок рукотворных операций, соотнеся каждую с определенным цветом и с влиянием соответствующей планеты. Цель всех действований - рубификация, то есть предельное покраснение, соответствующее обращению совершенной металлической субстанции в совершенное золото. Венец великого деяния. Все операции осуществляются в герметическом сосуде – философском яйце - аналоге Вселенной. Это исчерпывающее описание цветовой гаммы известно как Правила Филалета (ВСС, 2, с. 661-675). Их семь
Под Знаком Меркурия материи предстоит пройти через различные цвета. Процесс замедляется на зеленом цвете, и по прошествии пятидесяти дней субстанция почернеет. Цветные пары сгустятся и вновь осядут на твердую материю.

Сатурн проявит себя в черном цвете. Растворенная материя закипит, временами отвердевая. Это продлится сорок дней.

Воздействие Юпитера фиксируется от черного до первого появления белого цвета. Начнется испарение и сгущение. В это время появятся все возможные цвета. Пойдут дожди - с каждым днем все обильнее. И, наконец, предстанут вещи, на вид очень даже приятные: на стенках сосуда появятся небольшие белые волоконца - волоски. Это продолжается двадцать или двадцать один день.

Луна явлена в совершенной трехнедельной 6елизне. Материя поочередно то затвердеет, то растопится - несколько раз на дню. Наконец, она обретет вид белых зернышек.

Венера обратит белое вспученное вещество последовательно в зеленый, светло-голубой, темно-красный.

Марс начнет сушить материю, придавая ей разные оттенки - оранжевый, темно-желтый, ирисовый. Так будет сорок пять дней.

Влияние Солнца замечательно переходом из оранжевого цвета в красный. Материя начнет испускать красные пары, затем опустится, сделается мокрой, подсохнет, растечется и вновь окрепнет. Такое будет тоже несколько раз на дню. Наконец она распадется на пуpпурово-ру6иновые зерна.

Здесь цвет утрачивая свою символическую природу, превращается скорее в примету, нежели в знак, являясь составной частью почти химического препаративного предписания. Почти краской – непосредственно данным, видимым свидетельством поверхности, скрадывающей слышимые глубины объема. Выразительная конкретность цветовых превращений делает этот лаконичный текст наиболее представительным источником цветовой символики в алхимии. Детальное знание опыта исполняет вещественного значения священнодейственный смысл радужной фразеологии алхимика. У Джорджа Рипли (ХV в.) читаем: красный муж, белая жена, черная земля, белое cолнце (ВСС, 2, с. 275-284). Устойчивые цветовые штампы.

И вовсе отвлеченные аллегории цвета приобретают процедурный смысл в контексте Правил Филалета. Вообразите себе, рассказывает Бернар Тревизан (XV в.), я у него спросил, какого цвета был король, и он мне ответил, что он был одет в сукно золотистого цвета первого тона и плащ черного бархата поверх белоснежной рубашки, из-под которой вспыхивало красное, как кровь, тело... Вещь, хозяин которой красен и имеет бeлые ноги и черные глаза, есть магистерий (ТС, I. с. 683 и сл.; ВСС. 2, с. 388).
Но вновь обращусь к главным цветам, к их символическим эквивалентам. Цвет, бывший символ, становится исходной вещью, требующей бесчисленных заменителей.

ЧЕРНЫЙ ЦВЕТ. Привычный символ Ворона разворачивается в фантастическое уподобление - притчу Ворон и воронята. Черный цвет- это ворон, потому что воронята родятся белыми и их родители не заботятся о них до тех пор, покуда у них не появятся черные перья. Так и алхимик должен оставить попечительство над деянием, покуда не появится чернота. Указание на возможное плодородие даст алеф или темное начало, которое древние называли головой ворона. Ворон, летающий без крыльев в ночной тьме и при солнечном свете. знаменует начало искусства. Черное обретает физический смысл гниения и метафизический - смерти. Черноту называют западом, затмением. Химический смысл чернения сводится к первоначальному соединению мужского и женского начал - серы и ртути. Умеренное нагревание. Гниение, порча первоматериалъных составляющих. Алан де Лилль (ХП в.) уговаривает медленно, в течение сорока дней, греть философский раствор в герметически запечатанном сосуде, покуда на поверхности не образуется черная материя – философская голова ворона (ТС, 3, с. 722-729).
Роджер Бэкон (XIII в.) в "Зеркале алхимии" резюмирует очевидную ассоциацию. Начало деяния - черное бытие камня - гниение: первому процессу великого деяния дали название гниения, ибо в это время камень черен (ВСС, I, с. 613-615).

К черному примыкает СЕРЫЙ ЦВЕТ, о котором как о второстепенном пишут мало. Только и пишут, пожалуй, что серый цвет является после черного на пути к совершенной белизне.

БЕЛЫЙ ЦВЕТ. О нем, в отличие от черного, пишут меньше. В практике алхимиков белый имеет статус цвета, а не света. Между тем белый цвет воспринимается метафизически. Он - жизнь, и даже свет, средоточие тела, духа и дyши. Воскрешение из мертвых в результате омовения. Омовение - не что иное, как уничтожениечерноты, пятен и всяких загpязнений ... Беление достигается сильным нагреванием - открытым огнем. Отсюда симвoлы огня и огнестойкости: саламандра, горный лен, или асбест. И все-таки огонь, хотя и сильный, но не "уничтожающий". "Пламя белит, не сжигая". Священнодейственный акт беления фиксируется в эмпирическом наблюдении практического алхимика. Аноним говорит: признак совершенной белизны есть маленький, очень тонкий кружок, который появляется в верхней части сосуда как раз в тот момент, когда материя начинает принимать оранжевый цвет. Далее кружок разрастается, разливая белизну по всему реакционному пространству (Пуассон, 1914-1915, N 8, с. 10-11). Однако метафизический смысл символов белого заглушает прямое наблюдение, вызволяя алхимическое рукотворение из тисков обыденщины в мир космогонических построений, закамуфлированных в пестрые одежды христианского мифа; опять-таки воскрешение из мертвых, мужчина и женщина в белом (Кладбище невинных Николая Фламеля), таинство брака.